Туляк старой школы: со дня рождения писателя Николая Москвина исполняется 120 лет

11 октября исполняется 120 лет со дня рождения писателя Николая Москвина. Его книги некогда читала вся страна, и с особым интересом — туляки. Ведь Николай Яковлевич и по происхождению был наш, и много писал о старой, дореволюционной Туле.

Вообще-то биография будущего писателя нисколько не говорила о его литературных перспективах. После революции Москвин учился на минно-подрывном отделении Московских военно-инженерных курсов комсостава, не закончив которые ушел на фронт биться с Юденичем. Потом еще воевал на Польском фронте, учился в Высшей школе военной маскировки, преподавал в военном училище. Во время войны чуть не погиб — артиллерийский снаряд упал ровно между ним и его товарищем. К счастью, не разорвался.

Конечно же, биография Москвина мало отличалась от биографий сотен тысяч других людей, попавших в молох тех бурных событий, и воевавших кто за правых, кто за виноватых. Со школы — на фронт, с фронта — на военные курсы. Судьба Москвина, впрочем, сделала крутой разворот. Его неожиданно с головой увлекла литература. Первые рассказы и повести, написанные по фронтовым впечатлениям, получили высокие отзывы, и это в конце концов привело начинающего автора в Высший государственный литературно-художественный институт имени В. Я. Брюсова. С тех пор в жизни Москвина была уже только литературная деятельность, а основой для многих произведений стала Тула.

Интересно, что в родном городе его знали под другой фамилией — как Воробьева. Дело в том, что прадед, живший на Воробьевых горах в Москве, носил двойную фамилию — Воробьев-Московкин. Для деда и отца Николая Яковлевича оказалось достаточно ее первой части, ну а сам он решил, что для писателя Московкин звучит как-то излишне легкомысленно, и преобразовал свой литературный псевдоним в Москвина. Между прочим, род Воробьевых состоял в родстве с национальным русским героем Кузьмой Мининым — руководителем Земского ополчения в период борьбы против польско-литовской и шведской интервенций и спасителем Москвы.

Родился Воробьев-Москвин в семье фармацевта, которая жила в довольно престижном районе — в первой части города, рядом с Киевской улицей. На месте этого дома теперь стоит областная библиотека, а о снесенном здании напоминает мемориальная табличка на ее стенах. Правда, детство вышло не слишком сладкое. Уже в десятилетнем возрасте умерла мать, и это была большая потеря для маленького мальчика.

«Мальчиком он был застенчив до болезненности. Чтобы подойти к чужому человеку и что-нибудь спросить у него, он должен был мучительно преодолевать некий барьер, — рассказывала о своем учителе Анна Кардашова. — И вот однажды мальчик увидел, что „застряла на голых, без снега, булыжниках лошадь. Возчик бил лошадь, а публика шла мимо и не останавливалась. Я вдруг подошел и сказал: „Не бей лошадь!“ Я думал, возчик сейчас будет меня ругать, а он и на самом деле перестал бить лошадь, и она... вдруг сама натужилась и свезла воз с булыжника на снег“. И всю жизнь Москвин, преодолевая себя, подходил и говорил, и делал то, что считал справедливым».

Одна из самых известных повестей Москвина — «Гибель реального», в поздних изданиях — «Конец старой школы», в которой отразились впечатления от учебы автора в Тульском реальном училище, позже — в Советской единой школе 2-й ступени. Слом эпох — одна приказала долго жить, другая делала первые шаги. Как и другой земляк — Глеб Успенский, Москвин пишет о губернском городе Т., где в стороне от главной улицы, близ кремля, царствует Т. К. Г. Четырехэтажное здание Т-ой классической гимназии смотрит окнами через кремлевский сад, на реку".

Сам автор, правда, учился не здесь, а в Т-ком реальном училище, что на нынешнем Красноармейском проспекте. Причем, у Москвина реальное училище «широкими окнами актового зала» смотрит даже не на Суворовскую (так называлась Красноармейская до переименования), а на Томилинскую еще улицу — в честь одного из первых тульских губернаторов.

«Гибель реального» вызвала колоссальный разброс мнений. Критика в духе времени ругала ее за то, что автор «не сумел раскрыть глубину социальных столкновений в школе 1917–1919 годов, упростил фигуру бывшего директора реального училища, классовые черты персонажа растворил в общечеловеческих». Другие же называли ее пронзительно яркой и правдивой повестью — «Так верно, пожалуй, еще никто не написал о переломе мальчишеских душ. Вчерашние мальчики с ломкими голосами, первым пушком на губе ошеломлены неведомым раньше даром свободы самим распоряжаться в жизни».

Когда-то судьба подарила автору этого материала счастье пообщаться с Виктором Михайловичем Покровским — одним из последних выпускников Перовской гимназии, на месте которой стоит сейчас завод «Октава». Так вот он не скрывал своего возмущения «Концом старой школы». «Автор пишет о драках и вообще ругает ту „старую школу“. Читал, и так и хотелось спросить — чему же ты научился в ней? Ведь это плохие учителя обучили тебя грамоте, слогу. Ведь это плохие учителя тебя готовили к жизни. Но Москвин, может, и дрался. Ведь он учился в реальном училище, а через дорогу от них было коммерческое. Но даже если это и так, то драки были отнюдь не на классовой основе».

При всей критике описания старой Тулы в повести весьма поэтические, читать их сейчас необычайно уютно. «Конец старой школы» выпускался отдельной книгой и в сборниках в «Советском писателе», в «Детской литературе», местным «Приокским книжным издательством». Но не переиздавался уже очень давно. Также как не переиздавались давно воспоминания Москвина «Долгая дорога», где есть целая глава, посвященная старой Туле — она называется «Далекое эхо».

Но даже эту прозу Москвина время от времени относили к очернительской, и рекомендовали автору писать «правдивее», с социалистической оценкой. Однако сам он ни на какие призывы усугубить обличение наследия проклятого царизма не соглашался. Те, кто знал его близко, считали, что слова «порядочность», «справедливость», «доброта» были для него определяющими и в жизни, и в творчестве. Именно поэтому и герои Москвина — узнаваемые, живые, с ним словно разговариваешь при помощи книги. А ведь поговорить с теми, кто жил за много лет до тебя — это всегда несказанная удача.