Тулячка Серафима Королькова: В блокаду мы жили в землянке и ели ворон

Наша читательница, пережившая осаду Ленинграда, рассказала «Центру 71» об ужасах военных лет

80-летняя седовласая тулячка в строгом пиджаке в медалях трепетно перелистывает семейные альбомы. С пожелтевших фотокарточек приветливо смотрят статные мужчины, женщины с аккуратными прическами и опрятно одетые дети.  Ничто, кажется, не напоминает об ужасах войны, если бы не люди в военной форме, мелькающие почти на каждом снимке.    
-  Я навсегда запомнила то солнечное летнее утро за день до первой бомбежки, - вспоминает Серафима Степановна. – У нас было безмятежное детство. Мы беззаботно играли в лапту и прятки. А на другой день началась война.

Около года в землянке

В нашей семье детей было пятеро. Старшей сестре было 18 лет, младшему братику полтора года. Я была вторая по возрасту. Мне исполнилось 13 лет. Отец, Степан Ермолаев, сразу ушёл на фронт, воевал на Ленинградском. А мама осталась с нами одна. Начиная с 7 сентября 1941 года, нас каждый вечер в обязательном порядке отправляли в бомбоубежище. Сидели там в темноте, в тесноте, без воды. И в одно «прекрасное» утро мы вышли из бомбоубежища, а от нашего дома одни руины остались. Прямое попадание бомбы. И вот стоим мы, один другого мал мала, и ревём. А около нашего дома располагалась военная часть, и ее командир пожалел нас - отдал нам свою землянку. В ней мы прожили 11 месяцев до самой эвакуации.

Отобрал хлеб у ребенка

- Но страшнее голода в блокаду ничего не было. Даже те пули, которые летали над головой каждый вечер, уже не были страшны. Притупились все чувства, а единственное, чего желали - есть. Больше всего хотелось хлеба. Единственное, что просил у меня младший брат: «Симок, хлеба». Голод был такой ужасный, что мертвечину ели. Вечером лежал труп, а утром мы проходили мимо и видели, что у него мягкие места уже обрезаны. Очень тяжело и жутко вспоминать всё это.
Старшая сестра с самого начала войны каждый день отправлялась на рытье окопов, противотанковых рвов. А у меня была задача – ходить в магазин за хлебушком. Помню, один раз отстояла я в очереди три часа, получила нашу долю хлеба, которая составляла 125 грамм. А у меня прямо из рук какой-то мужчина вырвал хлеб и начал его жадно кусать. Женщины из очереди на него навалились, успели какую-то часть спасти. Шла я домой с этим кусочком в руке, плакала в голос. Думаю, как мама его на всех нас делить будет? А навстречу мне солдатик. Остановил меня, открыл свою котомку и вытащил мне кусок жмыха. Мама долго потом варила баланду из него.

Вымолила наши жизни

Вообще питались, чем могли. Однажды в нашу землянку заполз раненный офицер и из последних сил шепчет: «Деточка, беги за любым военным, скажи, что у тебя командир дивизиона 65 ракетного батальона». Я добежала до части, привела солдат с носилками. Они унесли его, а на следующий день вернулись и в благодарность принесли нам хлеба.
Как-то отец получил ранение в руку, лежал в академии, расположенной в Колтушах Ленинградской области. Выписавшись, перед тем, как снова уйти на фронт, он на три дня попал домой. Принёс нам замёрзшую ворону и заспиртованные лошадиные копыта. Из вороны варили суп, а из копыт холодец. И это было для нас настоящим пиршеством.
Маму, Елизавету Ермолаеву, мы никуда не выпускали из землянки. Знали, что если бы погибла она, не выжили бы мы. Вообще, я считаю, что наша мама была нашим ангелом-хранителем. Каждый вечер она на коленях просила у Господа за нас: чтобы нас обошла шальная пуля, чтобы у нас был маленький кусочек хлеба. Тогда я не придавала этому особенного значения, а сейчас считаю, что она вымолила наши жизни.

Завет друга

- Эвакуировать жителей через Ладогу начали ещё в январе 1941-го. Господи, сколько в этом озере людей под лёд ушло! Сколько там покоится, одному Богу известно. Нашу семью вывезли в июле 1942-го года. Сначала нас эвакуировали куда-то в деревню на берегу Волги. Я видела, как день и ночь горел Сталинград. А спустя некоторое время поступил приказ всех ленинградцев отвезти вглубь страны. И нас привезли в Тамбовскую область.
А в 1943-м году моя старшая сестра уехала работать в московскую милицию и вскоре забрала нас. В 1945-м с фронта вернулся отец весь в медалях. Так и соединилась вся наша семья в Москве. Потом переехали на Украину в Золочев, где я повстречала своего будущего мужа, который был  военным. С тех пор мы с ним колесили по стране, пока не обосновались в Туле.
Мой друг, тоже прошедший блокаду, перед смертью завещал мне рассказать потомкам о тех страшных днях войны. Нас, тех людей, что прошли войну, остается все меньше и меньше. А подрастающее поколение должно помнить своих предков, которые отдали свои жизни за Родину. Я выполнила завет товарища.

Так Серафима Королькова описывает начало войны в одной из глав книги

…была объявлена воздушная тревога. Множество самолётов с чёрными фашистскими знаками летели над домами. Мы молчали, смотрели на них и ещё не понимали, что они несут смертоносный груз. Из-за шума моторов я даже не могла разобрать, почему все побежали к подъездам домов, кричали, плакали. Когда самолёты пролетели, я увидела много раненных и убитых людей. Среди них оказалась и моя подруга Машенька, которая жила недалеко от моего дома. Этот ужас, который передать невозможно — вчера она играла в прятки со мной, а сегодня убита…